– Вы точно дойдёте? – спросила Таня.
– Постараемся. Пошли! – бросил я Лёхе.
Я быстро зашагал обратно по грунтовке. Мне хотелось бежать, не замечая ничего вокруг, забиться в угол и остаться там одному. Но надо было следить, чтобы Лёха не грохнулся в болото. Он снова начал орать что-то. Я не слушал его, но радовался, что мне не нужно поддерживать беседу.
С Таней пора было что-то делать. Ещё пять дней в таком духе могли окончательно добить меня, а Абхазия оказывалась под большим вопросом. Мне хотелось там побывать: это сулило новый уникальный опыт, но сейчас, похоже, был тот случай, когда получение опыта всерьёз угрожало нервной системе.
Пора было посмотреть правде в глаза и признать: то, что я не показываю своих переживаний окружающим, не означает, что их нет. Скорее всего, ни один человек не способен терпеть подобный стресс вечно, рано или поздно он сорвётся. Думаю, многие на моём месте сорвались бы уже давно, и это было бы куда более естественно, чем моё притворство.
Отступать очень не хотелось. Всю свою жизнь я доказывал, что секс – это всего лишь секс, и к чувствам он прямого отношения не имеет. Я был настолько уверен в своей правоте, что расстался с любимой девушкой из-за этого.
Таня не была моей любимой девушкой. Она вообще не была моей девушкой. И я, по собственному решению, даже не хотел с ней встречаться. Мы просто спали вместе. Она знала, что я люблю другую, а значит, я не терял перед ней своего достоинства. В этой ситуации, как ни посмотри, мне незачем было мучиться! И тем не менее, я чувствовал себя ужасно.
Мне стал понятен изъян, которым грешили мои построения про свободные отношения. Теория, что секс с посторонними никак не мешает любви, а только лишь распаляет страсть, подразумевала, что в свободных отношениях я буду не в худшем положении, чем девушка. Именно поэтому я так продвигал эту идею с Надей: я был заинтересован в сексе на стороне, а она – нет! Теперь же ситуация была в корне иной. У Тани был Ваня и, возможно, планы насчёт Саши, а у меня – никого. Я чувствовал себя второсортным, второразрядным. Эгоистично? Да ещё как!
Возможно, мне было бы проще принять ошибку и умыть руки, если бы мои отношения с Таней закончились окончательным поражением. Но я до сих пор не показал виду, как меня задевает её поведение. Таня по-прежнему жила со мной, и, похоже, ни с кем, кроме меня, здесь не спала. Всё это давало надежду: может быть, обойдётся? Объективно пока придраться было особо не к чему, и то, что она лежала на груди другого парня, вполне вписывалось в рамки нормы, ведь наши с ней отношения не были официальными.
Мне начало казаться, что я своими руками загнал себя в ловушку. Я из кожи вон лез, демонстрируя Тане, насколько мне на неё плевать, и погряз во лжи, в которой так бескомпромиссно обвинял её. Разве можно было винить Таню в невнимании к моим чувствам, когда я сам всеми силами доказывал, что чувств нет?
Внезапно из разрозненных мыслей сложилась цельная картина, и я едва не застонал от пришедшего понимания. Похоже, я наконец решил дилемму, вставшую передо мной в Минске: что делать, если страх вызывают два события, противоречащие друг другу? К какому из них стремиться, преодолевая себя?
А ларчик просто открывался: условие задачи было сформулировано неверно. Выбирать стремления следовало, исходя из порывов души и разумных соображений, а не по принципу «сложно и страшно – значит, правильно». Пока я не понимал этого, меня и мотало от одного к другому. Любой брошенный вызов мог сбить меня с курса, как это уже давно сделала Таня, отвергнув мои ухаживания. Я был подобен мальчишке, которому достаточно было бросить «что, слабо?», и он сразу лез доказывать, что нет. В спокойной обстановке определив свою цель, следовало идти к ней, и уже на этом пути – не уступать страху ни в чём. Встречается испытание на пути к цели – необходимо его преодолеть. Встречается препятствие где-то рядом, в поле зрения, но не связанное с текущей целью – пусть себе стоит!
А что же со стремлением всегда выглядеть победителем, даже не являясь таковым?.. Любой спортсмен, предприниматель, да что там – любой человек, который мыслит и действует, – знает, что без поражений нет побед. Не выйдет добиваться своих целей, ни разу не проиграв, потому что именно так приобретается опыт, нарабатывается мастерство. Значит, поражение само по себе слабостью не является, а вот страх признать его – да.
Да, в искусстве притворяться и выдавать неудачи за победы я достиг определённых высот, но принесло ли это хоть какую-то пользу в итоге? Этот вопрос заставил меня всерьёз задуматься. Не исключено, что в своём окружении, включая Таню, я приобрёл репутацию парня, который никогда не обламывается. Ну, а что дальше? Это делало меня счастливым? Как бы не так.
Ваня с самого начала ярчайшим образом продемонстрировал чувства, которые я усиленно скрывал. Он был обижен и раздавлен, порывал Таней, а затем – снова начинал общаться, подтверждая, что до сих пор влюблён, и тем самым признавая свои страдания и свою слабость. В отличие от меня, его можно было прочесть как открытую книгу, но делало ли это его неудачником? Я бы так не сказал. Определённо, было видно, что он – искренний человек. Можно было посочувствовать тому, что он попался на Танину удочку, но отнюдь не хотелось над этим насмехаться и презирать его за некое «поражение». И Таня хотела быть именно с ним – правдивым с самого начала, а не со мной, хранящим мнимую неуязвимость.
Это новое понимание могло не только круто изменить мою жизнь, но и стать ответом на вопрос, что делать сейчас. В запасе у меня с самого начала был честный путь: объясниться с Таней, признаться в том, что чувства к ней ещё живы, а её поведение мне неприятно. Принять такую возможность было трудно, потому что она противоречила плану и шла вразрез с предыдущими усилиями. Но вечер на лимане показал несостоятельность плана: я был вымотан до предела и уже едва контролировал себя, а ситуация только ухудшалась. Ошибки в моей стратегии стали понятны, а значит, пришла пора их исправлять, и разговор с Таней мог стать первым шагом к этому.
* * *
Мы с Лёхой заблудились, но я сориентировался по номерам домов и вывел нас на главную улицу Витязева с оригинальным названием Черноморская. Небо блекло. Я поймал машину, усадил Лёху на заднее сиденье, а сам сел вперёд. Через десять минут мы были дома.