Я, к сожалению, плохо шарю в истории. Я слышал, конечно, про сталинские репрессии, но довольно абстрактно – так история и воспринимается по учебникам и статьям. Совсем другое дело, когда ты знакомишься с участниками событий, понимаешь их личную историю, страхи, планы и надежды. Так и угроза спустя годы или века вновь обрастает плотью и протягивает дряхлые цепкие руки из черноты.
«Подстрочник» Лилианы Лунгиной – это автобиография. И она захватила меня сильнее многих художественных книг. Начинается все знакомо: эмиграция, сложный язык, где жить, где взять деньги. Тяжело, но с каждым шажочком проще. Находятся близкие люди, культура становится понятной и родной. Дальше – счастливая жизнь.
Но только не в этом случае. Отца Лилианы – инженера – заманили в Москву и уже не выпустили, и мама с дочкой поехали за ним.
Оффтоп. После задержания на митинге в 2019 году ко мне домой – и ко всем таким же ребяткам – ходила полиция. Мне досталась бумажка о постановке на профилактический учет, кому-то они читали нотации, донимали родственников. Тех, кому не повезло бросить стаканчик или кого-то толкнуть, тогда посадили на сроки от 2 до 15 лет, и я очень нервничал.
Это все звучит особенно умилительно, конечно, когда узнаешь, как люди жили в сталинскую эпоху.
У нас дома происходящее переживалось очень тревожно. Папа был из той категории людей, которых безжалостно изымали в тридцать седьмом — тридцать восьмом году. Проработал четыре года за границей, потом почему-то не был выпущен, это все было крайне подозрительно.
Все его товарищи по объединению, где он работал, уже были арестованы. Папа по болезни… к счастью, он заболел, это страшно говорить — «к счастью», но тем не менее только его болезнь — он был болен злокачественной анемией — дала ему возможность умереть в собственной в постели, а не в камере. Но в нашем доме творилось что-то невероятное. Дом был построен сотрудниками посольств, торгпредств и прочее. Огромный дом. И каждый день десятками гасли окна. Наш дворник, который всегда должен был ходить как понятой, через несколько месяцев попал в сумасшедший дом от недосыпа. Потому что днем он скреб снег, а ночью ходил по квартирам.
Я слышала, как папа не спит. Был чемоданчик с приготовленными бритвенными принадлежностями, полотенцем, мылом. Мама тоже ходила в ужасе, сушила сухари и складывала в мешочек, и каждый шаг на лестнице… Лифт поднимается — и ужас, все вздрагивают, все дрожат. Я видела и вокруг этот живой, теплый страх, не выдуманный, а составляющий все-таки основу жизни.
Я помню очень хорошо, как однажды ночью гуляла и вдруг увидела, что навстречу, как-то чуть покачиваясь, приближается папин приятель в сопровождении двух незнакомых мужчин в штатском, которые ведут его под руки. Я к нему кинулась, говорю: «Куда это вы в такое время?» — а те мне: «Проходите, проходите!» И в эту секунду я поняла, что его арестовывают. И действительно: оглянулась, увидела, что его заталкивают в такой грузовик с брезентовым кузовом.
Чувство страха — это чувство, которое трудно себе вообразить, если ты его никогда не испытал, это что-то, что тебя никогда не оставит, если ты раз пережил.
Сложно мне как-то, ребята, дается этот обзор. Мне хотелось бы вставить тут еще цитаты про тех, кто поддерживал власть и отрицал зверства. О том, как адаптируется человеческая психика, задвигает в чулан все, что ставит под сомнение комфортную картину мира. О том, как «инакомыслящих» писателей и режиссеров травили посредственные, оседлав патриотическую коммунистическую волну.
Короче, мне всю книжку хочется скопировать. А вы лучше сами почитайте.
Я только добавлю еще одну цитату не по теме перечисленного. Я немного сократил их, кстати, все равно много получается.
Молотов выступил и сообщил, что началась война.
И все в едином порыве поехали в ИФЛИ. Мы все там съехались, и стояла наша латинистка Мария Евгеньевна Грабарь-Пассек — она была человеком строгим, сухим, очень деловым, — она стояла на лестничной площадке и плакала навзрыд, у нее градом по лицу текли слезы. Мы все в недоумении:
— Почему вы плачете?
— Дети мои, — она тоже говорила нам «дети», — вы не знаете, что такое война. А я пережила Первую мировую войну. Это ужас. Это начинается страшнейшая эпоха.
А мы, конечно, все думали: ну что война, мы так сильны, через неделю-две, через месяц все будет кончено.