Андрей извлёк из рюкзака бутылку водки. Помимо Тани и Нади рядом тут же нарисовалась ещё парочка заинтересованных личностей. Я решил прервать своё уединение и попытаться напиться. Вначале выпил с друзьями, потом с кем-то ещё… Алкоголь вместе с костром дарил внутреннее тепло, но разум всё равно оставался ясным.
Из круга света я отошёл во тьму. Здесь всё было по-другому: сразу стало холоднее, а глаза поначалу отказывались различать объекты – пришлось ненадолго зажмуриться. В кустах мелькали лучи фонарей и перешёптывались взволнованные девочки: они отправлялись туда по естественным надобностям, но путались ногами в буреломе и шарахались от теней.
Я прошёлся вокруг поляны, держась в темноте. Прохлада взбодрила меня. Я бы с удовольствием прогулялся по лесу, но ночь была безлунной, и шататься в кромешной темноте по неизвестным тропкам – не самое приятное и полезное для здоровья занятие. У костра кто-то уже запевал песни под гитару.
Я знал, что могу влиться в любую компанию, но единственная цель, ради которой можно было пересилить отвратительное настроение и пойти знакомиться – это секс. А рядом была Надя. Надя, которая вновь нарушила слово.
Сделать всё втайне? Познакомиться с какой-то девочкой у костра, а потом по-тихому пойти с ней куда-то… И скрыть происходящее не только от Нади, которая наверняка будет следить за мной неотрывно, но и от Тани и Андрея, которые могут ненароком меня выдать?..
Невозможно.
Осознав это, я ощутил одновременно облегчение и злость. Я снова остался в дураках. Шанс, подаренный посвятом, на глазах ускользал из рук.
Конечно, отношения требуют терпения и компромиссов. Но сами условия взаимных договорённостей должны оставаться прозрачны! Когда один человек попросту кормит сказками другого, обманывая раз за разом, это уже не компромисс, а игра в одну калитку.
Кое-как отыскав впотьмах нашу палатку, я забрался в спальник и воткнул в уши вакуумные наушники, надеясь приглушить звук. Затея эта особым успехом не увенчалась: я всё равно слышал звуки разгоравшегося веселья. Девчонки визжали, парни хохотали. Кто-то начал кричать «горько!» Весь мир вокруг веселился, а мной завладели обида и зависть.
Какой-то пьяный, пробираясь между палатками, споткнулся и упал прямо мне на ноги, подмяв бок палатки. С матами он поднялся и пошёл дальше, а я лежал в темноте, и щёки мои горели от унижения.
Через час-полтора расстегнулась молния, и в палатку забралась Надя. Она легла рядом, легонько касаясь меня. С закрытыми глазами я лежал на спине, сложив руки на груди. Конечно, Надя хотела, чтобы я обнял её и объяснил, что происходит, но у меня не было сил на это. Я услышал, как она плачет.
* * *
С утра у нас был выбор, на какой электричке поехать. Бо́льшая часть народу собиралась на десятичасовую, мне же хотелось уехать как можно скорее.
– Я на восьмичасовую. Ты со мной? – спросил я у Нади.
Она кивнула. Сегодня утром она выглядела ещё более измученной, чем вчера. Я продолжал молчать – не мог найти в себе сил начать разговор.
В электричке по лицу Нади вновь покатились слёзы. Раньше я не смог бы спокойно смотреть на это – моим первейшим позывом было бы укрыть и утешить любимую. Но вчера, по дороге на посвят, у меня натурально пропала способность испытывать эти чувства. Мне оставалось только молча смотреть в окно и мечтать, чтобы всё поскорее закончилось.
Наде обязательно нужно было вернуться ко мне, потому что там осталась её цивильная одежда. Мы вышли на Крылатском около одиннадцати. На небе не было ни облачка, и яркое солнце грело мне плечи и слепило глаза. Внутри же было черно и пусто. Совсем никак. Тем не менее, требовалось очередное серьёзное усилие.
– Мне кажется, нам нужно поговорить, – сказал я.
Надя кивнула.
Мы отошли во дворик, где я сгрузил рюкзак и уселся на скамейку в тени. Над головой мягко шелестела листва.
Надя осторожно опустилась на противоположный конец. Смотрела она только вниз. Упёршись локтями в колени, я опустил лицо в ладони и зажмурился, чтобы лучше сосредоточиться, отбросить эмоции и собрать воедино факты.
– Постараюсь честно рассказать всё с самого начала, хорошо?
Она снова кивнула.
Я рассказал об извечном соревновании с самим собой, начавшемся с детства. Многое Надя уже слышала, но теперь я акцентировал внимание именно на том, что девушки – такой же вызов страху, как драки. Я описывал, как с каждым днём всё сильнее погружаюсь в трясину, и готов вступить в бой, но Надя не позволяет мне сделать этого. И как это выматывает.
– Ты даёшь мне слово и… что? Нет, я понимаю! Это тяжело. Мы с тобой разные. Меня интересуют другие девушки, а тебе хорошо и так – у каждого свои особенности… и взгляды… Поэтому я не ругаюсь и жду, когда ты созреешь для того, чтобы выполнить обещание. Но у меня лишь один вопрос: сколько это продлится? Мне просто нужно знать срок.
Пожалуй, давно пора было поставить вопрос таким образом.
Надя долго молчала. Я откинулся на спинку скамейки и поднял лицо кверху, ловя лучи, пробивавшиеся сквозь листву.
– Когда мы с тобой разговариваем, то мне кажется, что у меня получится. Но потом, когда ты уже собираешься это сделать, я понимаю, что буду несчастлива.
– Ясное дело, это непросто! Никто и не говорит обратного. Но я хочу знать срок. Ты обещала, что мы попробуем, ну так сориентируй – когда.
– Думаю, я никогда не смогу спокойно относиться к такому. Никогда не смогу спокойно смотреть на тебя с другой.
Настал мой черёд замолкнуть и взять паузу.
Наличие проблемы давно было очевидно, но мне казалось, что мы медленно, но верно идём к её разрешению. Нужно было лишь потерпеть.
Я ошибся. Пропасть между нами увеличивалась с каждым днём.
– Почему ты не сказала сразу? Никто ведь не заставлял тебя разделять мои взгляды! Но я спрашивал, и ты соглашалась. Если бы ты сразу честно сказала «нет», у меня была бы возможность решить, готов ли я на такие условия. А так, получается, ты врала мне всё это время.
– Я не хотела врать, – тихо сказала Надя, смотря вниз. – Я правда думала, что у меня получится.
– Но сейчас ты понимаешь, что точно нет.
Она кивнула.
Хотелось закричать: «Так что мешало тебе нормально подумать об этом раньше?!» Но я промолчал. Некоторое время я просто смотрел на деревья, пытаясь успокоиться.
– Теперь ты понимаешь, в чём дело? – тишина действовала угнетающе, и хотелось говорить хоть что-то. – А то ты в основном молчишь.