1
Рома вытащил из рюкзака пластиковую папку с докладом и сунул её Виталику с такой брезгливостью, будто это было отвратительное насекомое с тысячей усиков. Виталик ответил бесстрастным кивком.
Они двинулись по дорожке вглубь Лефортовского парка. Виталик пока не понимал, зачем Рома предложил встретиться именно здесь, но не собирался торопить друга с объяснениями. В последнее время он нечасто выбирался на свежий воздух и сейчас просто наслаждался моментом. Сухие листья наползали на потрескавшуюся асфальтовую дорожку и с еле слышным шорохом ломались под ногами. Морозы ещё не начались, но ветер с Яузы пробирал до костей. Виталик застегнул куртку под горло и опустил подбородок, защищая шею.
Рома смотрел перед собой, чуть прищурившись. Сейчас, когда Виталик явно собирался совершить большую ошибку, Роме хотелось, чтобы он вспомнил.
Именно здесь, в Лефортове, они познакомились. Посвящение в студенты! Сюда же они часто приходили после занятий: проветрить голову, всласть посмеяться, не понижая голоса, съесть хот-дог из палатки, что прилепилась к углу лабораторного корпуса, и запить шипящей приторной колой или «фантой».
Весной здесь бегали перваки: сессия наступала неумолимо, и они вдруг обнаруживали, что физруки не собирались ставить зачёт «просто так». Кое-кому удавалось договориться: за бутылку коньяка, вынос старых тренажеров, мытьё полов… Кто давал деньги, тот об этом не распространялся. Ну а честные – бежали наматывать круги по холмам. Кружок, другой – и разбредались по скамейкам в глубине парка.
Рома любовался стройными девушками в футболках и шортиках, а Виталик толкал его локтём и отправлялся знакомиться. Всклокоченные чёрные волосы, худое лицо с острыми скулами и насмешливые глаза: одна его внешность уже притягивала взгляд. Говорил он горячо, страстно и в то же время с едва уловимой усмешкой, будто не воспринимая происходящее всерьёз. Смеётся он или впрямь очарован?! Загадка сводила девушек с ума, не оставляя им никаких шансов.
Почти столь же успешно Виталик забалтывал и преподов. Он вечно бесил Рому тем, что не готовился к экзаменам и лишь подшучивал над зубрёжкой товарищей. Но на экзамене оказывалось, что он и без подготовки помнил большую часть курса, а недостающие знания восполнял за счёт логики, а может, магии. Вовлекая преподов в беседу, он производил на них впечатление и получал отличные оценки – раз за разом.
Иногда Роме чудилось, что Виталик просто водит весь мир за нос, и его вот-вот разоблачат. Но этого не произошло.
* * *
После окончания института прошли годы, а дружба была жива. В Сочи – среди тумана, ёлок, досок, пухлого снега, криков и смеха – они познакомились с Аней. В очереди на подъёмник она сосредоточенно застёгивала тёмно-зелёную курточку и собирала рассыпавшиеся чёрные волосы в хвост. Гибкая, юная, румяная от лёгкого мороза, солнца и движения. В кафе она увернулась от неповоротливого мужика в лыжных ботинках, балансировавшего подносом с шестью стаканчиками чая, стянула свою курточку и осталась в серой обтягивающей водолазке. Здесь, в тепле и пару от перчаток на батарее, у Ромы заслезились глаза. На секунду ему показалось, что Аня исчезла. Он сморгнул.
А ещё через десять минут он, обжигаясь чаем, слушал её рассказ о себе. Такая открытая и улыбчивая… И как будто так и надо! Как будто не осознаёт, что она прекрасна.
Ещё и играет на скрипке и сама пишет музыку. Это вообще как?..
Рома не мог свести с Ани глаз, а Виталик подшучивал. Что же удивительного, что замуж она вышла за Виталика…
Виталик к тому времени уже строил карьеру журналиста оппозиционного толка – и весьма успешно. Он знал, как нужно подать факты, чтобы вызвать эмоциональный отклик, заставить людей по-настоящему презирать преступников во власти. Разумеется, его запугивали, арестовывали, «разоблачали». Но он, похоже, не терял оптимизма и воли продолжать. Рома не взялся бы объяснить, как ему это удавалось…
* * *
– Итак, что скажешь, дружище? – спросил Виталик.
– Думаю, если ты выпустишь это, тебе конец.
– Я не об этом спрашивал, – скучно ответил он. – А о самих фактах.
– Это… мерзко.
Виталик кивнул. Про себя он отметил, что Рома не прибавил «если это правда». Доклад получился убедительным: не зря он вложил в него все силы. И всю ненависть.
За четыре месяца, проведённых в зоне конфликта, он собрал информацию о десятках военных преступлений. Похищения мирных жителей с целью получения выкупа, пытки, артобстрелы гражданских объектов – по ошибке или ложной наводке. Он проводил расследования, выясняя личности тех, кто стоят за хмурыми мужиками в куртках, бронежилетах и без знаков различия. И наконец, сам провёл четыре дня в плену, в вонючей яме, куда его посадили по подозрению в шпионаже, отобрав удостоверение СМИ. Выпустили его лишь благодаря усилиям коллег, которые всё это время обрывали телефоны минобороны, СПЧ и ОБСЕ. Худой солдат с седыми висками выставил изнурённого Виталика на улицу, где его ждал джип съёмочной группы, и буркнул: «Валили бы вы отсюда, ребят».
Всё, что Виталик выяснил, увидел и почувствовал, теперь было изложено на трёх сотнях страниц.
Он пожал плечами:
– Мерзко – так и есть. И это лишний раз доказывает, что обнародовать факты необходимо.
– Виталик! – Рома, похоже, начал терять самообладание. – Ты был там. Ты видел, на что способны эти люди. Они раздавят тебя… одним пальцем. Даже если ты заменишь везде своё имя, тебя вычислят на раз-два!
– Э, нет, – Виталик погрозил пальцем. – Я не собираюсь скрываться. Наоборот: я буду выступать от своего имени и постараюсь распространить информацию как можно шире. Только так от неё будет толк. А защитит меня гласность.
– Ты же лучше меня знаешь, что бывает с теми, кто мешает власти…
– Ага, – Виталик внезапно улыбнулся и подмигнул. – Но только вот – как там Высоцкий пел? – быть ни при чём ещё хуже. Разве не так? Знать о преступлении и молчать – значит быть соучастником.
– Телеги задвигать ты мастер, – буркнул Рома. – Но одно дело – действовать разумно… и осторожно. А другое… – он ткнул пальцем в папку в руке у Виталика и тут же раздражённо махнул рукой, – лезть на рожон. Тебя могут не только посадить, но и грохнуть. Если тебе плевать на себя, подумал бы хоть об Ане!.. – к досаде и гневу в голосе Ромы внезапно прибавилась горечь. – Она мечтает о спокойствии, о детях! А получает ночные обыски и поездки в ментовку…
Виталик ответил не сразу.
–Знаю… Я не лучший муж. Но я не буду уважать себя, если поступлюсь совестью. Аня знала, на что шла.
Рома слишком хорошо знал правила, по которым жил Виталик. В его представлении, если Аня делала свободный выбор, значит, должна была нести за него ответственность. А если не хочет – то пусть уходит. Рома понимал эту логику умом, но не душой. Увы, спорить с Виталиком было бесполезно: он разбил бы доводы одним щелчком.
– Мне просто жаль, что ты не ценишь того, что тебе досталось, – сказал Рома.
– Я очень ценю её, дружище. Очень. И тебя ценю. Спасибо за всё, что ты сказал.
Виталик остановился, и друзья обнялись.
2
Виталий Сотников и его редакция серьёзно поработали, готовя публику к обнародованию масштабного материала. С выходом доклада у него сразу появились читатели, а многие факты публиковались в оппозиционных СМИ в виде отдельных новостей. Особо эту тему муссировали западные агентства, взявшие у Виталия несколько интервью.
Федеральные СМИ и чиновники традиционно отмалчивались. Какого-либо давления со стороны властей Виталий не ощущал. Только раз ему позвонил следователь и пригласил на беседу по поводу какого-то заявления, якобы о нарушении авторских прав. Виталий попросил прислать повестку, и на этом история закончилась.
* * *
Во многом благодаря общественному резонансу, вызванному публикацией, известность Виталия заметно выросла. Год спустя он работал уже над другим расследованием: на этот раз оно касалось не военных преступлений, а коррупции.
Августовским вечером Виталий возвращался домой после интервью с одним из информаторов. Лето выдалось прохладным, липы зацвели поздно, и во дворике, через который он обычно срезал путь, едва уловимо слышался запах мёда. Сумерки уже наползли на крыши домов и спускались по кронам и стволам деревьев, путаясь в листве.
На подходе к арке – между железным забором детского садика и пятиэтажкой – Виталия нагнал неприметный мужичок. И ударил по затылку обрезком арматуры. С усилием подняв Виталия за подмышки, он привалил его к бетонному забору: спит человек. Оружие мужичок бросил рядом – в траву. Со стороны и не видно. Августовская зелень помешала ему заметить женщину, наблюдавшую через кусты с другой стороны двора – и прижимавшую руки ко рту, чтобы не закричать.
Как она потом объясняла, в голове у неё что-то перемкнуло, и она забыла про телефон. Просидев в кустах несколько минут, пока мужичок не скрылся, она выбежала через арку на дорогу и, размахивая руками, остановила скорую.
* * *
Ане позвонили через полтора часа, – а она тут же перезвонила Роме. В больницу они прилетели практически одновременно. В реанимацию их не пустили, и они дожидались вестей на кушетке в коридоре.
Через час вышла медсестра. Рома вскочил на ноги, а Аня почувствовала, что не в силах подняться.
«Доктор всё расскажет», – и медсестра удалилась по коридору. Аня не сумела ничего понять по её лицу. Врач вышел следом. «Пациент в коме» – сказал он.
Аня позвонила друзьям Виталика из редакции, и на следующее утро поднялся большой шум. Соратники и сочувствующие осаждали больницу, и полиция выставила охрану. Аню пытались выловить журналисты, но та общалась лишь с самыми близкими – друзьями семьи.
– Независимо от взглядов журналиста и гражданина, у него должна быть свобода их высказывать. Покушение на журналиста – это покушение на гласность. Данное преступление должно быть расследовано, а виновные наказаны. Пострадавшему желаем выздоровления, – заявила пресс-служба Кремля.
– К расследованию будут привлечены опытные следователи, – заявила пресс-служба СК.
Через 53 часа после нападения Виталик умер.
* * *
Спустя всего неделю полиция задержала подозреваемого – Евгения Хомякова, россиянина 49-ти лет. По версии следствия, он следил за Виталием Сотниковым в течение полугода. Мотивом называли личную неприязнь: Хомякова оскорбила статья Виталия, рассказывающая о нищете в российской провинции на примере Курска – родного города Хомякова. Содержание той статьи – к слову, одной из наименее острых работ Виталия – почти не обсуждалось. Впрочем, один из телеканалов показал некую «авторскую программу», в которой корреспондент отправлялся по следам расследования Сотникова в Курск и находил замечательное новое жильё и спортивный центр.
– Очевидно, несмотря на наличие проблем, город продолжает развиваться в соответствии с современными стандартами. За вклад в общественную жизнь стоит сказать спасибо и таким неравнодушным гражданам, как наш сегодняшний герой, Виталий Сотников, – сказал репортёр, стоя с микрофоном на фоне современного здания городской администрации. Ветер подул сбоку и чуть не швырнул в кадр драный целлофановый пакет, но оператор придавил его ногой.
Хомякова отправили на экспертизу и признали невменяемым. Вместо тюрьмы его ждала психбольница. Редакция, где работал Виталий, запустила собственное расследование, ища нестыковки в официальной версии, но к тому моменту Аня уже не могла этого читать и слышать. Она хотела одного: чтобы её оставили в покое. Нужно было собраться с мыслями и понять, как и ради чего ей жить дальше.
3
В последнее время Анна не особо следила за новостями. С годами ей всё труднее становилось выискивать правду: в телевизоре её не осталось, а в интернете со всех сторон кричали противоречивые заголовки, и Анна терялась. Молодым гораздо лучше удавалось ориентироваться в этом море информации: они играючи добывали со дна жемчужины, легко и искусно очищая их от водорослей и ила. Так что теперь Анна полагалась в основном на дочь. Та хоть и училась в Германии, но за родину болела и знала о том, что происходит в России, больше матери.
Сегодня она позвонила около полудня – у Анны как раз устали глаза, и она отложила ноты, чтобы передохнуть и выпить чаю. Митинги в Москве в последние дни перешли в беспорядки, и Вика была серьёзна, пересказывая матери последние новости из соцсетей. Слушая дочь, Анна щёлкнула пультом телевизора. Очки были сдвинуты на лоб, и она сощурилась. В телевизоре милиционер допрашивал кого-то. Не новости, похоже. Сериал.
– Мама, ты слышишь?
– А?
– Одному парню голову дубинкой пробили.
– И что с ним?
– Точно не знаю. Вроде бы, увезли на скорой.
Попрощались они невесело. Минут пять Анна посидела, подперев щёку ладонью, а потом прошла в прихожую – собираться. Рома вышел из комнаты и исподлобья наблюдал за ней, прислонившись плечом к косяку.
– Вика говорит, там кому-то дубинкой по голове дали.
– Ань, там куча народу. Молодых и здоровых. Без нас разберутся.
– Я знаю. Ты работай, а я просто погуляю и посмотрю. На баррикады не полезу – куда мне!
Рома молча вернулся в комнату. Анна обулась, надела пальто и тёплую шапку: хоть и март, а ветер довольно промозглый. Да и неизвестно, сколько времени она проведёт на улице. Рома снова вышел – теперь уже в рубашке и коричневом пиджаке. Его редкие седые волосы были аккуратно причёсаны.
– Ты тоже? – спросила Анна.
– Не отпускать же тебя одну. Только пообещай: если я скажу, то мы уйдём. От нас всё равно сейчас немного проку.
– Обещаю, что буду благоразумна, – ответила Анна.
Они проехали на автобусе до Садового – дальше транспорт не ходил – и дворами двинулись в сторону Третьяковской. Под ногами хлюпала слякоть. Анна втянула носом воздух: весна! Вода стекала с крыш по водостокам и превращалась в ручейки, бегущие к решёткам. Солнца видно не было, но его проблески то и дело чудились в облаках. Казалось, вот-вот, и оно выглянет.
На Большой Ордынке было людно. Похоже, люди и впрямь стекались к центру. Большинство шли с пустыми руками, кое-кто нёс российские флаги. Анна с Ромой влились в поток.
По мере приближения к центру народу становилось больше, и шаг пришлось замедлить. Прищурившись, Анна разглядела впереди транспаранты с лицами оппозиционеров и политических заключённых. Двое сидят, двое убиты. Третьим слева был Виталик.
Анна улыбнулась: Виталик так и остался навсегда молодым и бесстрашным. Она помнила, как горячо он доказывал: «Конечно, результат будет не сейчас, а много позже, – но нужно не бояться и планомерно работать. Только так мы отвоюем наше будущее!» Кажется, она никогда до конца ему не верила.
Справа от них какие-то юнцы начали орать кричалку. Один из них зажёг фаер и стал размахивать им из стороны в сторону. Фаер искрил и дымил. Рома давно хмуро посматривал в сторону этой компании, а теперь начал потихоньку оттеснять Анну влево, придерживая её за руку. Она посмотрела на него и ощутила внезапный прилив нежности: такой надёжный, такой родной.
2018
Пожалуйста, оставьте отзыв о рассказе